Клан Мамонта - Страница 78

Теперь лежали все – включая зрителей.

– Выполнять надо команды-то, – пробормотал Семен, поднимаясь и зачем-то отряхиваясь. – Есть тут живые?

Живы были все, но вождя и двоих воинов, стоявших рядом с ним, сильно посекло осколками и, вероятно, слегка контузило. Один смог сесть, другой перевернулся на бок…

В дальнейших событиях активного участия Семен не принимал. Он стоял, гордо подняв голову и сложив на груди руки. Смотрел он поверх голов присутствующих – на стоящую вдалеке мамонтиху. Это позволяло ему не видеть того, что творится рядом. Правда, слышать не мешало. А рядом происходил обряд массового отречения от этого непонятного Нишава и принесение присяги ему – Семхону Длинная Лапа. Заключался этот обряд в том, что воины имаз-ров по очереди тыкали копьями в тела раненых, потом подходили и клали окровавленное оружие к ногам Семена, произнося формулу признания. Перевести ее можно было примерно так: «Устами Семхона говорит Великий, и нет в мире иных посланников».

Судя по рассказу Ващуга, основные отличия устройства общества имазров (да и других кланов) от такового у лоуринов заключались в признании отцовства, наследования, так сказать, по мужской линии. Правда, это было наследование не материальных ценностей, поскольку частной собственностью тут и не пахло, а неких духовных, что ли, субстанций или свойств. Элементарной ячейкой общества является «семья» во главе с «отцом». Они объединены в «клан», который возглавляет «отец» наиболее сильной (многочисленной, уважаемой) «семьи». Кланы же образуют довольно аморфную общность – подобие племени или народности. В данном случае кланы укитсов, аддоков и имазров объединяет отдаленное родство и, главным образом, авторитет великого Посланца верховного божества.

Внутри клана «семьи» конкурируют за власть и влияние. Каждая из них, в принципе, может отделиться и стать самостоятельным «кланом». Между последними, как понял Семен, отношения тоже далеко не безоблачные. Их основным регулятором является «закон» кровной мести, что, вообще-то, совсем не оригинально. Внутри «семьи» все младшие мужчины считаются «сыновьями» одного «отца», а женщины, кроме взятых в жены из других семей, соответственно, «дочерьми».

Во всех нюансах и тонкостях Семен, конечно, не разобрался. Кажется, в его родном мире «игры» вокруг отцовства и наследования начались значительно позже – в не самом раннем неолите. Впрочем, на классический «патриархат» данное общественное устройство хоть и сильно смахивало, но таковым, вероятно, не являлось. Кроме того, система «тотемного» родства здесь как бы затушевалась. У каждого клана, конечно, имеется общий предок, но Има, Укитса и Адда вроде бы не животные. Или не совсем животные. Скорее это некое отдаленное подобие «первопредков» из верований некоторых племен австралийских аборигенов. Причем каждый (каждое?) из них является не то «сыном» (или кем?) всемогущего Умбула, не то им самим.

В общем, в клане имазров возникла «напряженка» в отношениях двух «отцов» семейств. Один из них – Ненчич – узурпировал «светскую» власть, а второй – Ващуг – вынужден был специализироваться на «духовной», а попросту на колдовстве. Такой расклад и побудил Семена к участию в распре. Пробросав в памяти прецеденты из истории родного мира, он пришел к выводу, что стравливать между собой туземцев было очень распространенным приемом в практике «белых» завоевателей. «Поддержать одних против других – милейшее дело! В Америке так поступали испанцы, англичане и французы, а в азиатской части России – русские. Скажем, в знаменитом сражении на реке Ергаче чукчам противостояли, в основном, союзные русским коряки, якуты и эвенки. Так что ничего нового я не изобретаю и нужно, наверное, решаться».

Семен и решился, но при этом полностью исключил возможность атаки на «базовое» стойбище имазров. Ващуг, впрочем, на ней и не настаивал, рассчитывая на поддержку своих сторонников. Тем более что после военной неудачи последние получили численное преимущество над людьми Ненчича. Собственно говоря, от Семена требовалось лишь самому оказаться в нужном месте в нужное время.

Рисковать собственной жизнью Семен был готов, но подвергать опасности своих людей не желал. Вообще говоря, всех их можно было отправить домой, но тут возникли проблемы. Расстаться с Хью Семен не хотел, а с Эреком, пожалуй, не мог. Охотнее всего он отправил бы назад женщин, оставив при себе отряд неандертальцев, но он был совсем не уверен, что воительницы смогут самостоятельно добраться до «избы» или поселка лоуринов. После мучительных размышлений Семен решил избавиться от неандертальцев и двигаться к вражескому стойбищу с Хью, Эреком и женщинами. Для этого придется быстренько изготовить некое подобие волокуши и упряжи на Варю, дабы не тащить оружие и продукты на себе. При обилии трофеев это оказалось не сложным.

Как выяснил Семен, до стойбища добираться придется дня три, причем, по возможности, скрытно. Ну, мамонтиху-то в степи не спрячешь, а вот людей… Тем не менее Ващуг заверил, что сможет сделать так, чтобы имазры их не заметили. Для этого он должен отправиться вперед вместе с двумя подростками, которые в битве не участвовали, поскольку охраняли табун. Парни, конечно, оказались из «семьи» Ващуга. Как понял Семен, поскольку эта семья в клане занимает подчиненное положение, именно на ее людях, в основном, и лежит обязанность охраны, наблюдения и оповещения. В общем, они, наверное, справятся, но…

«Но для этого нужно отпустить на свободу Ващуга. А он, мерзавец, возьмет да и приведет толпу воинов и вырежет прямо в степи своих союзников. Что может ему помешать? Как это ни странно, – рассуждал Семен, – именно малочисленность нашего войска ему помешать и может. Два с половиной мужчины и пятеро женщин уж никак не будут полноценной компенсацией за гибель двух десятков воинов-имазров. Тем более что женщины, чем бы они ни были вооружены, у местных народов бойцами не считаются. Так что наша гибель положения колдуна-неудачника не изменит. Кроме того, можно подстраховаться обычным колдовским способом…»